Сидя в своём кабинете, в полном одиночестве и тишине, Жоан Лебелло морщил лоб и подливал в стакан виски. Если ему не изменяет память, она любила вкус виски… или бренди? Впрочем, какая теперь разница!
Ещё никогда Жоан не чувствовал такой горечи и обиды, теряя женщину. Ещё ни одна прекрасная дама не причиняла его самооценке столь непоправимого ущерба. Да что самооценка - под угрозой оказалась вся демократия Альянса Свободных Планет! А всё почему? Потому что адмирал Ян, которая столько лет была символом борьбы за права и свободы, новой Жанной д’Арк, Эль-Фасильской Девой, оказалась в руках врага. И теперь под угрозой оказалось вообще всё.
После шестого стакана Жоан, закрыв глаза, уже видел групповой портрет семьи Лоэнграммов: кайзера Райнхарда, его кайзерин и целый выводок их отпрысков. Закономерно темноволосых.
Это будет крах всех устоев. Эль-Фасильская Дева не выстоит против самого завидного жениха Галактики. Шах и мат! Трунихт выскользнул бы из такой ситуации – ему не впервой выкручиваться... и он не дева. А что делать ему самому, несчастному и покинутому, Лебелло не знал. Опорожнив бутыль из горла, Жоан вздохнул, подпёр рукой подбородок, уже успевший стать колючим за время запоя, и с тоской уставился на фотографию, с которой рассеянно и нежно улыбалась Она…
читать дальше***
Эта победа стала величайшей досадой для Райнхарда. Да как можно было в одночасье перечеркнуть ту огромную цену, которую ему пришлось заплатить за возможность воплотить в жизнь их с Кирхайсом сокровенные мечты, такой унизительной подачкой?! И вместе с тем его душу разрывало противоречие: мысль о том, что он воочию увидит своего врага, волновала сердце едва ли не сильнее, чем момент встречи с Аннерозе после долгой разлуки. В этом было что-то неправильное, отвратительное, пахнущее предательством, вливающее в душу дразнящий, дурманящий восторг и сводящее с ума.
Адмирал Ян не была похожа на женщину, способную командовать флотом и посылать людей на смерть. Однако снизошла до Райнхарда она лишь тогда, когда он поставил на колени всю галактику, в том числе её родину.
Наслаждаясь тем, как гостья с совершенно детской непосредственностью и удивлением разглядывает роскошный интерьер его каюты-кабинета на «Брунгильде», Райнхард поднялся с дивана и приветствовал её улыбкой. Адмирал Ян на мгновение растерялась и браво отдала честь, а в следующую секунду смущённо отбросила упавшую на лоб прядь тёмных волос.
Райнхард не случайно встретил её не за своим рабочим столом, под гербом династии Лоэнграмм. Он протянул ей руку как полководец полководцу. И адмирал приняла правила игры. Как всегда, читает его как раскрытую книгу. Отлично! Райнхард ощутил привкус пьянящего восторга, обычно приходившего тогда, когда он добивался своего, и наполнявшего душу сознанием всемогущества. Вытянувшись по стойке смирно, завоеватель галактики отдал честь в ответ.
Обменявшись с гостьей несколькими незначащими репликами, в которых в то же время заключалось всё, Райнхард перешёл к делу:
- Как насчёт того, чтобы служить под моим началом? Я готов предложить вам звание адмирала Рейхсфлота.
Адмирал Ян со вздохом опустила глаза - и отказалась.
Райнхард почувствовал, как кровь стучит у него в висках. Это было самое малое, что он мог дать ей сейчас. Неужели этого недостаточно, чтобы встать на его сторону?! Он мог бы поступить с ней так, как поступают с трофеями, но…
Ей было за тридцать, и она не была красавицей, эта удивительная женщина в отвратительной форме Альянса, которая непостижимым образом была ей к лицу. Её растерянная и нежная улыбка обезоруживала, напоминая одновременно об Аннерозе и Кирхайсе, но Райнхард чувствовал, что тёмные глаза адмирала Ян видят его насквозь. Только это его не пугало. Ещё до сегодняшнего дня он чувствовал невидимую нить, связавшую их судьбы. Когда-то сестра рассказывала легенду, что люди, предназначенные друг другу, связаны алой нитью, незримой для всех остальных. Её алая нить разорвалась в тот день, когда пролилась кровь Кирхайса, алая-алая…
Если Райнхард позволит себе обойтись с адмиралом Ян как с трофеем, как он сможет потом глядеть в глаза Аннерозе? И – в зеркало. Получить эту женщину против её воли или убить – разницы не будет: такого поражения Райнхард фон Лоэнграмм не переживёт.
- Почему?
Нет, измена родине – поступок, действительно заслуживающий порицания. Но встать под знамёна Лоэнграмма – совсем иное дело. Да и от родины как таковой, почитай, ничего не осталось. Но у адмирала Ян была своя точка зрения.
- Боюсь, что я не смогу принести пользу Галактическому Рейху.
- Скромность? Или ты считаешь, что я не достоин отдавать тебе приказы? – вырвалось у Райнхарда, несмотря на попытку скрыть досаду.
- Вовсе нет! - испуганно возразила адмирал Ян, и Райнхард удовлетворённо отметил про себя, что сумел-таки хотя бы на пару секунд нарушить её дружелюбное спокойствие. - Если бы я родилась в Рейхе, то была бы рада служить вам.
- У нас не было женщин-офицеров, пока фройляйн Мариендорф не создала прецедент, - с улыбкой заметил Райнхард.
Адмирал вздохнула и покачала головой, отчего он вдруг ощутил себя глупым мальчишкой, пытающимся привлечь внимание симпатичной гувернантки идиотскими колкостями, и почувствовал, как от стыда и неловкости пылают щёки и кончики ушей.
- Родись я в Рейхе и будь мужчиной, я едва ли пожелала бы себе другого военачальника и правителя. Но, как говорится, от чужой воды человек болеет…
Адмирал вгляделась в содержимое своей чашки и поставила её на стол. Райнхард улыбнулся – прячет глаза, потому что понимает, что не до конца честна с ним и с собой.
- Смею думать, как и от гнилой. Скажи, сколько раз твоя родина наказывала тебя за те поступки, которые следовало поощрить?
- И всё же мне нравился вкус этой воды, - ответила адмирал с той же обезоруживающей улыбкой.
- Тебе было не с чем сравнивать, - отрезал Райнхард.
Спустя полчаса всем флагманам был передан приказ взять курс на Феззан. Адмиралу Ян была предоставлена отдельная каюта на «Брунгильде», а также статус дипломата со всеми сопутствующими правами и гарантиями.
Сидя в командном кресле своего флагмана, Райнхард глядел на звёзды и сжимал в ладони заветный медальон. Больше он не потеряет дорогого ему человека. Сейчас на то, что осталось от Альянса, набросятся стервятники, но рядом с почти уже кайзером адмирала Ян никто не посмеет тронуть. Она поймёт. Она оценит. И примет брошенную к её ногам галактику, и голову Трунихта, и свою судьбу.
***
Невысокая, тонкая, коротко стриженная женщина в форме Альянса Свободных Планет смотрелась на борту флагмана командующего Галактического Рейха странно и чужеродно, несмотря на дипломатический статус. Пожалуй, по большей части даже из-за него. И, видимо, ощущала себя не лучше. По крайней мере, Нейхард был в этом уверен. Как и в том, что Райнхард тоже это понимает - именно потому он и попросил его приглядеть за важной гостьей. Тем более, что от флота адмирала Мюллера, прозванного Железным Щитом, после битвы осталось всего ничего…
Когда Нейхард заглянул в каюту адмирала Ян в последний раз, она решала шахматный этюд. Через полчаса он застал её за тем же занятием – сжавшуюся в комочек, смотрящую на фигуры загнанным взглядом. При этом ситуация на трёхмерном поле изменилась мало. Сердце Нейхарда дрогнуло. Право слово, не надо так бояться – они же здесь не звери какие!
- Разрешите составить вам компанию? – дружелюбно поинтересовался он. Мастером трёхмерных шахмат в адмиралтействе по праву считали Эрнста фон Айзенаха, но в данной ситуации важнее победы было участие. Участие, сочувствие и товарищеское плечо.
- Почему бы и нет? – улыбнулась адмирал Ян растерянно и нежно, лёгким движением руки перезагружая шахматы для партии на двоих.
Не прошло и часа, как белому королю Нейхарда был объявлен мат. Адмирал Ян виновато развела руками:
- Попробуете взять реванш?
- Вряд ли, - честно признался Нейхард. – Для того чтобы играть с вами на равных, нужно быть Райнхардом фон Лоэнграммом.
Кажется, адмирала задело слово «игра» - её взгляд стал серьёзным, но через миг на лице у неё вновь светилась тихая дружелюбная улыбка.
Нейхарду с трудом верилось, что под командованием этой хрупкой женщины флот Альянса едва не нанёс поражение Золотому Льву. Просто быть не может, чтобы слабые женские плечи выдержали тяжесть такой ответственности! Особенно если за спиной – умирающая в агонии родина…
- Адмирал, вы всегда можете обратиться ко мне, если вам что-то понадобится… - Нейхард имел в виду помощь и поддержку, жилетку, чтобы выплакаться, в конце концов, но неожиданно охватившее его смущение не позволило произнести эти слова вслух. Где-то в глубине тёмных глаз собеседницы ему померещилась беззлобная насмешка. Что ж, пусть лучше смотрит так, чем видит в нём врага.
- Спасибо, - кивнула адмирал и неожиданно добавила: – Вашему командующему очень повезло, что рядом с ним такие люди, как вы.
Нейхард смутился ещё сильнее, но за ответом в карман не полез – он сорвался с языка сам собой, потому что без этого ощущения присягнуть Лоэнграмму он бы не смог:
- Райнхард фон Лоэнграмм – прекрасный человек. Каждый из нас старается быть его достойным.
- Это так, - ответила адмирал Ян с тёплой улыбкой, и Нейхарду показалось, что она стала держаться с ним несколько свободнее. Что бы только это могло значить?
- После недавней битвы на флоте Гольденбаумов меня бы заклеймили трусом на всю оставшуюся жизнь, - продолжил Нейхард, чтобы избежать неловкой тишины.
- Да и наше командование тоже не простило бы адмирала, пустившего в расход столько техники, - согласилась собеседница.
В её голосе и взгляде не было иронии. За шахматным столиком царило полное согласие и взаимопонимание. Только почему-то Нейхарду хотелось провалиться сквозь землю: то ли от того, что теперь к нему намертво приклеилось прозвище «Железный Щит», то ли от того, что адмирал Ян никогда не взглянет на него иначе, чем как на наивного и трогательного подростка.
***
Пауль был крайне недоволен выходкой Райнхарда, но разумеется, по его лицу никто в кают-компании этого не прочёл. Тем более офицеры то и дело поглядывали на столик в глубине зала, за которым пили чай адмирал Мюллер и особая гостья кайзера. Железный Щит живо рассказывал ей о чём-то, она же слушала, отвечая загадочными улыбками, трогательно-снисходительными взглядами, и с благодарностью поглощала десерты. Электронные глаза без труда разглядели на столе недоеденный кусок яблочного штруделя, едва начатую вазочку взбитых сливок и лимонное пирожное.
Неудивительно – адмирал Ян заедает стресс. А вот у Пауля аппетит совсем пропал, как только он понял, что, умыкнувши Эль-Фасильскую Деву на Феззан, Лоэнграмм едва ли появится на Хайнессене – ибо не забудут и не простят. А значит, с большой вероятностью принимать капитуляцию Альянса придётся лично ему.
Тяжела и неказиста жизнь начальника Генштаба… Но Пауль не привык бросать начатые дела и тем более пускать их на самотёк. Сложившаяся ситуация требовала разностороннего рассмотрения.
Сев за столик, чтобы одновременно не привлекать лишнего внимания и не упускать из виду проблему, задумчиво пробующую по очереди три вида мороженого, Пауль попросил принести ему немного фруктов, чтобы не вызывать подозрений.
С одной стороны у нас есть по уши влюблённый мальчишка - главнокомандующий и уже без пяти минут кайзер. С другой - объект его чувств, вражеская женщина-адмирал, в полтора раза старше его. Пауль не сомневался как в том, что Лоэнграмм серьёзно недооценивает адмирала Ян, так и в том, что ему не на что рассчитывать. Если уж на Мюллера она смотрит, как на ребёнка, то чего говорить о Райнхарде, который не только младше, но и инфантильнее… До чего может довести почти-кайзера любовная драма, Паулю даже думать не хотелось... и всё же пришлось. Правда, чтобы условия задачи не выглядели такими омерзительными, их пришлось слегка изменить.
Итак, с одной стороны есть женщина-символ. Символ свободы, демократии и чуда. Теперь она в руках врага, побеждённый флот Альянса обезглавлен, свет надежды померк и сопротивление бесполезно. А с другой стороны, завоеватель хочет позволить ей пройтись по земле его отечества с гордо поднятой головой… Честно говоря, Пауль был бы совсем не против умной императрицы, которая вдобавок будет авторитетом для мужа. Но адмирал Ян не может ею стать как минимум по двум причинам: едва ли её радостно примут подданные - и едва ли она сможет родить здорового наследника, с её-то сложением и здоровьем, подорванным крайне вредной профессией.
Ох, при таком рассмотрении ситуация выглядела ничуть не лучше.
Из муторных и бесплодных размышлений Пауля выдернуло взволнованное «Ой, простите!» По древопластовому полу возле столика в глубине зала растекалось подтаявшее мороженое из опрокинутой вазочки. Мюллер уже успел распорядиться, чтобы последствия катастрофы зачистили, и убеждал адмирала Ян, что её неловкость – сущие пустяки. А к ней уже вернулась былая невозмутимость. И только сенсоры электронных глаз уловили дрожь мягко опущенной вдоль тела руки.
***
Забавно: с тех пор, как Оберштайн отбыл на Хайнессен принимать капитуляцию, появилось больше свободного времени. Как так вышло, Райнхард сам не понимал - по идее, всё должно быть в точности наоборот, - однако пользовался этим. Не в ущерб государственным делам, разумеется – хороший правитель должен уметь совмещать приятное с полезным. К примеру, почему бы, отправляясь с инспекцией на верфь, не взять с собой женщину своей мечты? Пусть полюбуется на имперские корабли вблизи, оценит их линии, пропорции и размеры. А флагманы новой модели – так вообще не чета жестянкам Альянса.
Ожидания Райнхарда оправдались. Что ж, значит, он быстро учится на ошибках. Она женщина, но всё-таки адмирал, вдобавок слывущая довольно эксцентричной личностью. На днях Райнхард имел возможность убедиться в этом, когда собственными глазами увидел, как, заболтавшись с ним за чашечкой чая о плюсах и минусах монархии, она задумчиво разобрала подаренную ей розу и бросила несколько лепестков в горячий напиток, отчего тот приобрёл утончённый аромат. А попробовав, как ни в чём не бывало посетовала, что всё равно чай с бренди лучше.
Но сейчас всё было иначе – адмирала Ян действительно впечатлили верфи. Вдобавок она, кажется, быстро поняла, что ей оказано величайшее доверие. Так что Райнхард, любуясь выражением искреннего, почти детского потрясения на её лице, мысленно отметил, что приблизился к победе ещё на один шаг, и решил рискнуть.
- Вот этот флагман, - начал он, указав рукой на сияющий серебристый корабль, напоминающий очертаниями одновременно птицу и морского ската, - получит адмирал Мюллер за свою боевую доблесть. Со временем такой корабль будет у каждого моего командующего.
Райнхард ждал реакции. На миг ему показалось, что адмирал Ян скажет что-нибудь типа: «Это для того, чтобы было легче бить по ним прицельно?» Но обошлось. Впрочем, намёк она тоже проигнорировала, лишь протянув: «Вот как…»
Тогда Райнхард перешёл в наступление:
- И у тебя будет такой же, если ты примешь моё предложение.
Адмирал Ян улыбнулась, растерянно и нежно, и покачала головой.
- Вы так великодушны, но ведь я собиралась подать прошение об отставке…
«Я прикажу выкрасить твой флагман в цвет ивового листа!» - едва не сорвалось с языка от отчаяния. Ведь любая женщина мечтает о длинной машине цвета ивовый лист!
Но Райнхард сумел сдержаться, лишь бы вновь не услышать от неё слово «отставка». Никогда.
***
Ещё не так давно Оскар фон Ройенталь верил в то, что человек, которого он с гордостью назвал бы «мой кайзер», способен перевернуть мировые устои. Но он и представить себе не мог, каким будет результат.
Битва при Вермиллионе стала каким-то совершенно абсурдным завершением настоящего крестового похода. Ещё абсурднее выглядела физиономия Оберштайна, которого по высочайшему указанию пришлось взять на борт «Тристана» до Хайнессена. И при этом никуда нельзя было деть. Впрочем, дальше было еще хуже – от сцены их с Трунихтом рукопожатия Оскару захотелось прочистить желудок…
Но самым нелепым персонажем всеобщего действа стал сам Лоэнграмм, предложивший фройляйн Ян звание адмирала Рейхсфлота и едва ли не руку и сердце в придачу.
Оскар всё ещё отказывался верить в то, что человек, за которым он следовал столько лет, решил разыграть на сцене военных действий пошлейший фарс. Это она одурманила его, коварная, расчётливая женщина!
Откровенно говоря, Оскар понимал, почему Райнхард потерял покой. Адмирал Ян не была похожа ни на одну из женщин Рейха не только внешне. Все женщины империи делились на две категории: святые, верные и неприкосновенные, как Евангелина Миттермайер или графиня Грюнвальд, и блудницы – уже ставшие или с радостью готовые ими стать. А та держалась с мужчинами просто и открыто, даже порой казалась доступной, но в ней не чувствовалось порочности. Непростая задача даже для искушённого в любовных делах мужчины – чего уж говорить о юном и неопытном военачальнике?
Впрочем, Оскар фон Ройенталь знал, как можно развеять наваждение. Для этого, правда, в игру придётся вступить ему лично, но во имя Лоэнграмма, общих целей и обещаний он был готов пойти на многое. Так сказать, проверить опытным путём, кто перед ним – блудница или святая. И сделать это следовало как можно скорее, пока всё не полетело кувырком из-за этой Эль-Фасильской Девы, адмирала и матери-одиночки в одном лице.
Случай представился сам собой, когда, после бессонной ночи наведавшись во дворец, чтобы присмотреться к обстановке и, если фарс перешёл рамки разумного, поговорить с Лоэнграммом, Оскар увидел офицеров службы безопасности у дверей одного из гостевых залов близ кабинета будущего кайзера. Интуиция не обманула его – офицеры, не имевшие особого распоряжения, доложили, что там работает адмирал Ян. Этим фактом Оскар был в достаточной степени удивлён. Даже более, чем разрешением войти - это дипломата было выпускать не велено.
Наличие за стенкой безопасников, готовых в случае чего доложить о ситуации начальству, и Лоэнграмм поблизости добавляли обстановке пикантности и разжигали азарт. Оскар постучался, не дождавшись ответа, толкнул дверь – и едва не ослеп от ударившего в глаза полуденного света. Изящная тёмная фигурка, контражур сидевшая на подоконнике, осталась неподвижной, словно это был не живой человек, а статуэтка из эбенового дерева.
Адмирал Ян подняла голову лишь на голос - и быстро соскочила на пол, едва не выронив из рук листки, содержание которых так увлекло её, что она упустила момент, когда было нарушено её уединение.
- Простите за то, что потревожил вас, - бархатным голосом произнёс Оскар.
- Ничего страшного, - ответила адмирал Ян, улыбнувшись. Как почудилось Оскару - немного смущённо. Однако чем вызвано это смущение - тем, что её застукали сидящей на подоконнике, или тем, что к ней обратился красавец-мужчина, - он уловить не мог. Пожалуй, даже склонялся к первому варианту.
Было в ней что-то простое, детское, даже немного напоминавшее Еву Миттермайер. И в то же время ощущалась открытость и готовность… Оскар не сумел с ходу подобрать верное обозначение и остановился на слове «диалог». Вот только женщины не было и близко. Женщиной - колдовским напитком, ядом, отравляющим сердце мужчины, - даже не пахло. Даже её тело не выглядело телом тридцатилетней женщины: узкие бёдра, тонкие руки и шея, грудь, как у девочки-подростка – достаточно надеть под форменную рубашку обычную майку, и можно не стесняться никого и ничего. Впрочем, уйдя с солнцепёка, гостья из Альянса взяла свой френч, небрежно брошенный в кресло, и невозмутимо влезла в шкуру неофициального представителя разбитой наголову державы.
Адмирал Ян не спешила брать инициативу в разговоре, выжидала. Оскар оперативно сделал вывод, что ему здесь не рады, и решил, что в таком случае с его стороны будет нехорошо заставлять даму ждать.
- Моё имя – Оскар фон Ройенталь.
- Мне говорили о вас, - дружелюбно ответила гостья из Альянса, пряча свои бумаги в папку с тисненой эмблемой службы безопасности. – Но я даже и не думала, что когда-нибудь познакомлюсь с вами лично.
- Вот как… То же самое я мог бы сказать и о вас, - отозвался Оскар, прищурившись и в упор рассматривая собеседницу.
- В таком случае мы с вами товарищи по несчастью - тяжело, когда твоё имя постоянно на слуху.
В голосе адмирала Ян прозвучала странная смесь горечи и иронии. Что это? Всё же знакомые правила игры?
- Однако солдат не должен пасовать перед трудностями.
- Я солдат не от хорошей жизни, - спокойно ответила Ян и вдруг прямо спросила: - А что вам здесь надо? Какие-то документы?
В этот момент следовало извиниться за беспокойство и уйти. Но после этих слов Оскар не мог. Сохранить лицо, если собеседница честно призналась в своей слабости и потеряла своё, проявить милость к поверженному противнику, некогда более, чем достойному... Райнхард фон Лоэнграмм был способен на такое. Оскар фон Ройенталь – нет, поскольку знал: слабый бьет в спину. Каждая женщина в его жизни, признаваясь в своей слабости, была способна на такой поступок.
- В таком случае не удивительно, что Альянс проиграл войну, раз его герой - женщина, ставшая солдатом поневоле. Видимо, никого другого не удалось заставить рисковать своей головой за строй, который, как шлюха, радостно лег под этого вашего Трунихта.
Всё. Теперь было неважно – уйти или насладиться реакцией...
И тут Оскара сватили за руку и силой выволокли из зала.
- С ума сошёл, что ли?! – налетел на него Ураганный Волк, не стесняясь офицеров-безопасников, смотревших на них ошалевшими глазами. – Тебе что, неймется?!
Оскар не успел ответить. В конце коридора показались два до боли знакомых силуэта.
- Идём-ка отсюда, - пробормотал Вольф. Объясняться с Оберштайном и Фернером за выходку своего товарища ему хотелось меньше всего. Ему и так предстоял серьёзный разговор с Райнхардом и – да, примерно на ту же тему.
- Прятаться, как проштрафившиеся кадеты? – возмущённо отозвался Ройенталь. - Ну уж нет!
- Лучше, как кадеты, стоять под дверью и ждать, пока преподаватель войдёт в класс и выяснит, как именно мы проштрафились?! – выпалил Вольф. – Давай без глупостей!
Этот довод показался другу весомым – и слава Одину!
Позже, в баре, Оскар выложил всё без утайки. Вольф тяжело вздохнул.
- Зря ты вообще туда полез. Не наше это дело.
- Как так? – вскинул бровь Ройенталь. – Разве ты не видишь, что происходит с Лоэнграммом?
- Вижу. Рисуется перед Эль-Фасильской Девой, как мальчишка - волосы отращивает, форму новую вводит…
- И как долго это может продолжаться?
- Не знаю. Будь адмирал Кирхайс жив, он бы смог повлиять на него. Но мы не сможем. Плести интриги против побеждённого противника – это по части Оберштайна.
Возразить против последнего утверждения Ройенталь не мог. Да и не хотел.
Антон Фернер искренне любил свою работу: она не только избавляла от тягостного и тревожного неведения, но и сводила с разными интересными и полезными людьми. Несомненно, адмирал Ян относилась как минимум к первой категории. Антон был бы даже рад поговорить с ней о чём-нибудь, но болтовня с гостьей будущего кайзера в его обязанности не входила – он должен был лишь обеспечивать её безопасность и следить, чтобы в выписках из архива, в которых отразилась блеск и нищета династии Гольденбаумов, не промелькнуло чего-то совсем уж неуместного. Разумеется, Райнхард фон Лоэнграмм не волновался о репутации предшественников – речь шла о более специфической информации, могущей навести умного человека, способного анализировать, на выводы о технологическом развитии Рейха или его геополитике на разных этапах становления государства. И то это распоряжение Антон получил от своего непосредственного начальства.
С этим проблем не было, а с первым возникли трудности. Нет, едва ли жизни адмирала Ян могло что-то угрожать в таком месте, где даже кадровые офицеры сдают оружие при входе, поэтому Антон спокойно кивнул на её просьбу разрешить принимать гостей. Зря надеялся!
Антон выругал себя за непредусмотрительность, когда, вернувшись с добавкой, – главным блюдом была подробная биография Рудольфа Гольденбаума и тех его приспешников, кто получил планеты в удел из его рук, - услышал за дверью знакомый голос. А уточнив у охранника, кому он принадлежит, решил не связываться лично и помчался за силами главного калибра. То есть за Оберштайном.
Тот оставил случившееся без комментариев – просто бросил все дела и быстрым шагом отправился на место происшествия, если уж не предотвратить, то хотя бы ликвидировать последствия. И только тогда Антон сумел перевести дыхание – свою работу он любил еще и за компетентного начальника, который, казалось, без лишних слов может справиться с любой внештатной ситуацией.
- С вами всё в порядке? – задал первый вопрос Оберштайн на пороге зала. Антон знал – это не дежурная вежливость.
- Да, - коротко и спокойно ответила адмирал Ян, поднимаясь с кресла.
- Что вам сказал адмирал Ройенталь?
- Ничего нового.
Оберштайн велел закрыть дверь, Антон выполнил. Ему стало немного не по себе, будто он внезапно оказался на допросе.
- Меня интересуют подробности вашего разговора, - довёл до сведения адмирала Ян Оберштайн, присаживаясь в кресло напротив и таким образом давая понять, что с пустыми руками уходить не собирается.
- Да мы и не поговорили толком, - Ян развела руками и с тяжёлым вздохом опустилась в кресло, чтобы хорошо видеть лицо собеседника. Антон уже давно подметил, что мертвый взгляд его начальника, заставляющий многих прятать глаза, не пугает адмирала Ян. Впрочем, всё то время, что она пробыла в Рейхе, эта женщина служила образцом того, что в демократическом Альянсе называли толерантностью. - Адмирал Ройенталь всего лишь довёл до меня своё мнение о моей стране, демократии и Трунихте.
На лице адмирала Ян блеснула и тут же погасла улыбка. Антон догадывался, какого плана было это мнение.
- Честно говоря, не могу сказать, что испытал удовольствие, пожимая руку Трунихту, - неожиданно произнёс Оберштайн. – Вы ведь не станете отрицать, что избавление от него – безусловное благо для вашей страны? Что угодно лучше, чем такая дрянь во главе.
- Трунихт – не единственный поджигатель войны, - ответила Ян и тут же осеклась, сцепив руки в замок. – Но, в общем, вы правы. Это его стараниями мы воевали… с мальчишками.
Антон настороженно перевёл взгляд на начальника. А тот без обиняков поинтересовался:
- Вас так утомило общение с премьер-министром?
- Скорее нецелесообразность моего пребывания здесь, - столь же прямо ответила его собеседница.
- Понимаю, - отозвался Оберштайн.
- А после коронации оно станет ещё и неуместным, - недвусмысленно добавила Ян.
В душе Антона в этот миг боролись противоречивые чувства: с одной стороны, её здравомыслие вызывало восхищение, а с другой – сам бы он не рискнул прямым текстом говорить Оберштайну о своём желании выйти из игры. Если бы хорошо не знал Оберштайна.
- Повлиять на премьер-министра я не могу никак. Но если Оскар фон Ройенталь или кто-либо ещё грубо нарушит дипломатический этикет, дайте мне знать через любого из охраны, и он будет иметь дело со мной лично, - пообещал Оберштайн.
- Ох, надеюсь, до такого дело не дойдёт, - выдохнула адмирал Ян, задумчиво и немного рассеянно потеребив волосы.
- Мы постараемся, - ответил Оберштайн, имея в виду своё ведомство, резко поднялся, попрощался и направился к двери.
А Антон приступил к своим прямым обязанностям - выдал адмиралу Ян ту самую папку с добавкой и упорядочил старые распечатки. Впрочем, Рудольфа Гольденбаума со товарищи гостья попросила пока не уносить…
Выволочки за внештатную ситуацию не последовало, и честно говоря, Антон был этому ужасно рад – это значило, что начальство признало за ним способность осознать ошибку и избежать подобного в будущем. Поэтому он осмелился спросить, какие меры в случае чего были бы предприняты против адмирала Ройенталя.
Ответ был элементарен:
- Поставлю в известность премьер-министра. Смею думать, это серьёзно подпортит их отношения.
Антон ничего не ответил, лишь в очередной раз восхитился способностью начальника извлекать всеобщую пользу из ошибок других людей. Он не имел ничего против личности адмирала Ройенталя, но не мог не чувствовать исходящего от него ощущения опасности. Возможно, действительно имеет смысл заранее ограничить его влияние на будущего кайзера и значимость во внутренней политике.
***
Райнхард знал, что рано или поздно этот день наступит, но всё равно накануне им овладело невыносимое нетерпение. Вот только из-за чего именно, сложно сказать. С одной стороны, это был его долгожданный триумф: он стал как никогда близок к тому, чтобы воплотить в жизнь обещание, данное Кирхайсу. По сути, власть и слава ничего не значили по сравнению с возможностью изменить мир. Обретая корону, Райнхард официально обретал и эту возможность.
А с другой стороны, подготовка шла не так, как ему хотелось, от мелочей, вроде уже отшитой, но ещё не вывезенной со складов новой формы, до самого главного.
Из трёх человек, которых Райнхарду хотелось видеть на коронации больше прочих, присутствовал лишь один. Но по её непроницаемому лицу, обычно открытому и живому, было невозможно прочесть, что у неё на душе, словно в своих мыслях она была далеко отсюда. Но ведь Райнхард и не думал ранить её своим триумфом! Она же открыто признала его достоинства как полководца и правителя вопреки всему, что стояло между ними. А он хотел лишь, чтобы она своими глазами увидела его первые шаги навстречу новому миру, который он построит собственными руками. Раз единственные люди, от которых он принял бы корону - Кирхайс и Аннерозе, - незримое присутствие которых Райнхард ощутил, стоя перед троном, были так далеко…
Тяжёлая корона медленно опустилась на златокудрую голову. Всё, можно выдохнуть. Пауль был доволен промежуточным результатом – ставка, сделанная в своё время на этого мальчишку, оказалась удачной, а вложенные в него труды – не напрасными. То, что не может быть забыто - гибель Стефана, Вестерланд, - уже не изменить, но надо идти дальше. Просто идти дальше, потому что стагнация обесценит всё.
Под своды зала гулко взлетели радостные крики – нового императора приветствовали его верные подданные. Пауль был готов биться об заклад, что каждый из них чувствует дух нового времени. Лоэнграмм сделал всё возможное, дабы показать, что вместе с эпохой Гольденбаумов закончатся и бедствия страны: новый календарь, новые назначения, новая военная форма… Чаша с дурманящим предвкушением новой жизни не обошла никого. И никого не волновало, что император возложил корону себе на голову собственноручно, даже в этот миг не позволив никому встать выше себя.
Пауль бросил взгляд в сторону группы представителей Феззана и Новых Земель, к которой деликатно прибилась адмирал Ян, не спешившая петь осанну новоиспечённому кайзеру и, видимо, потому старавшаяся не привлекать к себе лишнего внимания. Он бы очень удивился, если бы узнал, что сейчас она думает ровно то же самое - то, что истинный монарх издревле всегда принимал знаки своей власти из рук лица духовного... А может, и не удивился бы.
Жаль, что её нельзя ввести в партию в качестве королевы. Впрочем, Пауль уже привык… быть ферзём.
***
Гостью из Альянса Вален увидел ещё на коронации, но заговорить не решился – случая не было. Да и ни к чему…
На первый взгляд ей трудно было дать её годы. А если не приглядываться, то можно было принять за щеглёнка-кадета, влезшего в адмиральскую форму Альянса. Говорили, что она в одиночку воспитывает сына… Вот ведь нелёгкая судьба! И мальчонку жалко – кто же за ним следил, пока мать воевала? Нет, не женское дело – война. Неправильно это.
А она заговорила с ним сама: просто подошла во время банкета и поинтересовалась, не он ли адмирал Вален.
Хотя его застали врасплох, Август ответил с достоинством, но предельно вежливо - мол, верно, не ошиблась. Но не спешил терять бдительность: мало ли, о чём начнёт спрашивать, пусть не думает, что имперские адмиралы – необстрелянные мальчишки.
- Тот мальчик, который подарил вам цветы после парада - ваш сын? – поинтересовалась адмирал Ян.
- Да, - кивнул Август. И неожиданно для себя задал встречный вопрос: - А как вы догадались? Все говорят, что он похож на мать.
Адмирал Ян лишь развела руками:
- Женская интуиция. Наверное, по вашим взглядам.
- Вашему сыну повезло, - не смог удержаться от комплимента Август. - Должно быть, вы хорошо его понимаете.
- Если бы, - с лёгкой грустью возразила собеседница. – Он хочет стать военным, а я - не поверите! – этого не хочу.
- Ещё поменяет решение, - заверил её Август. – Мой к десяти годам уже передумал быть и военным, и гонщиком, и изобретателем. Сейчас мечтает выучиться на планетолога.
- Юлиану шестнадцать и, думаю, он твёрдо определился, - вздохнула адмирал Ян и призналась: - Вот только, боюсь, что жизнь уже внесла в его планы некоторые поправки.
Окончание фразы Август почти пропустил мимо ушей, удивлённо уставившись на собеседницу. Шестнадцать?!
- Он приёмный, - дружелюбно и невозмутимо пояснила она, заметив его замешательство. – Война лишила его родителей…
Она достала из внутреннего кармана френча проекционную пластинку. На голограмме, распустившейся над пластиковым кружком при нажатии маленькой кнопочки, по-видимому, были её друзья и близкие. Август довольно быстро нашёл среди них свою собеседницу. Рядом с ней стоял светловолосый паренёк с тёплой улыбкой, практически нагнавший приёмную мать в росте и выглядевший мощнее её и значительно шире в плечах.
- Здесь ему тринадцать, - пояснила адмирал Ян.
- Ого! Действительно, идеальный призывник.
- То-то и оно…
После они говорили о том, как больно терять близких людей, как быстро взрослеют дети и как может быть трудно растить их в одиночку, и о многом другом. Август понял, что прячется за её спокойствием и открытым дружелюбным взглядом: для женщины, которой не раз приходилось отдавать смертоносные приказы, были равно значимы как жизни своих солдат, так и чужих, и гражданских…
А впрочем, он так и не узнал, насколько судьбоносной стала для него эта встреча: позже кайзер Райнхард выбрал кандидатуру Августа Самюэля Валена в качестве главы экспедиционного корпуса, отправленного на Терру, не только из соображений его компетентности и надёжности, но и от греха подальше. Всё-таки у матери и отца одиночек могло оказаться куда больше общего, чем кажется на первый взгляд.
***
Думать, что в мирное время настоящему завоевателю нечего делать, было бы в корне неверно. Став кайзером, Райнхард не только не упускал из виду государственные дела, но ещё и приобщал подчинённых к культуре. Впрочем, скоро ему надоели как приобщение, так и культура, тем более что адмирал Ян, глядя на это, лишь посмеивалась про себя – Райнхард замечал это по едва уловимым улыбкам и искорке в глубине тёмных глаз.
Из этого Райнхард заключил, что выспренний аристократизм в мужчине её не привлекает, и, обрадованный тем, что любимая женщина с большей вероятностью примет его таким, каков он есть, позвал её на конную прогулку. Адмирал Ян охотно угощала свою лошадь – самую добрую и покладистую, какая нашлась, - трепала шёлковую гриву и, как почудилось Райнхарду, едва не рассмеялась от счастья, как ребёнок, когда та от полноты чувств попыталась куснуть её. Но вот прокатиться так и не решилась. Поэтому в следующий раз в качестве развлечения Райнхард выбрал стрельбу по мишеням. А чтобы не казаться хвастуном, пригласил принять участие в забаве адмирала Лютца: обстреляешь его – будешь гордиться, а проиграть лучшему стрелку Рейха не обидно.
Впрочем, очень скоро об этом выборе пришлось пожалеть. Оказалось, что адмирал Ян не сильна в стрельбе и не скрывает этого. Лютц предложил себя в качестве инструктора, вопросительно глядя на Райнхарда. Пришлось согласиться – в конце концов, самому Райнхарду жаловаться на его рекомендации не пришлось.
Стоило адмиралу Ян взять в руки пистолет и пустить несколько зарядов в «молоко», как Лютц сразу же увидел проблему.
- Вы не цельтесь, вы показывайте, - посоветовал он.
Адмирал Ян улыбнулась ему растерянно и нежно, отчего у Райнхарда похолодело в груди, и ещё раз напомнила, что имела не лучшие результаты по стрельбе на своём курсе.
- Вам просто не повезло с инструктором, - возразил Лютц. – Представьте, что цель – точка на карте, в которую вы хотите ткнуть стволом, как указкой, и… держите руку свободнее.
Показав удобный хват, Лютц легко и быстро вскинул руку – в следующий момент в мишень вошёл точный выстрел. Райнхард поймал себя на мысли, что ему следовало бы гордиться таким великолепным стрелком, а не видеть в нём соперника. Дуэль из-за адмирала Ян будет выглядеть по меньшей мере недостойно. Однако от того, что сейчас всё её внимание принадлежит поочередно то Лютцу, то мишени, было горько и обидно.
Вот адмирал Ян поднимает пистолет, Лютц качает головой, просит оставить в покое спусковой крючок и осторожно разжимает её тонкие пальцы на рукояти. Так спокойно и непринуждённо делает то, что Райнхард до сих пор не мог себе позволить – касается её руки! А потом велит не прогибать спину и быстро поправляет все неточности стойки, то и дело касаясь всего остального! Райнхард понимал, что это не значит ровным счётом ничего и вызвано необходимостью. Но чувства кричали ему о другом.
- Это открытая изготовка, - пояснил Лютц. – Стрельба из жёсткой смотрится эффектнее, но зачем оно вам? Закройте глаза, запомните свои ощущения, потом откройте и стреляйте, как я вам объяснил.
Адмирал Ян так и поступила – и попала в мишень. Трубка пятнадцать, прицел сто двадцать… Уж лучше бы сразу в сердце.
- Что я и говорил! - на лице Лютца сияла довольная улыбка. - Вам просто не везло с инструкторами.
- Похоже на то, - улыбнулась в ответ адмирал Ян и обратилась к Райнхарду. – У вас все кадеты и новобранцы проходят такую огневую подготовку?
***
Фрицу было плохо. Его, командира Чёрных Уланов, терзали противоречия, настолько неразрешимые, что он был готов обвинить в этом всех и вся, начиная с кайзерской программы культурного просвещения адмиралов и заканчивая Оберштайном, а потом броситься на борьбу с раздражителями. И лишь потом – сосчитать до десяти и выдохнуть. Под конец, взяв волю в кулак, он решил кому-нибудь выговориться. Первым под руку попался адмирал Фаренгейт. За обедом.
- Ты понимаешь, я смотрю на неё и не верю: как баба могла нас так громить? - яростно надкусывая сочную сардельку, объяснялся Фриц. - Тем более такая.
Фаренгейт положил в рот кусок буженины и молчал, задумчиво жуя.
- Меня, Фрица-Йозефа Биттенфельда, уделала баба! Его, Райнхарда фон Лоэнграмма, уделала баба! Тебя…
- Адмирал Биттенфельд, скажите честно: что вы можете поделать с этим теперь? – со вздохом поинтересовался Фаренгейт.
- Не знаю, - честно признался Фриц. – Но так тошно, что хоть иди и проверяй, точно баба или нет. Вон, груди у неё и не видно под френчем…
- Хорошая мысль, - Фаренгейт ухмыльнулся. – Дай ей кусок хлеба и посмотри, как будет резать: на весу или на столе.
- Что за ерунда, сорок йотунов мне в глотку?!
Бедный, бедный Фриц! В детстве ему никто не читал сказок. Пусть теперь ломает голову, что бы это значило. Адальберт усмехнулся – будет знать, как прерывать чужой обед. Сорок йотунов ему внутривенно.
- Нет, серьёзно, ты о чём?
- Забудь, - отмахнулся Фаренгейт. – И просто не принимай эти глупости близко к сердцу.
- Как же не принимать? – возмутился Фриц. - Всё-таки это наш кайзер…
- Вот именно, кайзер, - перебил его Адальберт. – Без нас разберётся.
- И с этим человеком я шёл в авангарде! – фыркнул Биттенфельд и потребовал добавки.
- Массированные атаки на любовном фронте редко заканчиваются успехом, - парировал Адальберт.
На это Фрицу уже было нечего ответить. Впрочем, как и самому Адальберту.
Кайзер Райнхард – из тех, кто играет по-крупному. Куда против него его подчинённым? Открой любую книгу – за ночь с такими женщинами, как адмирал Ян, постые смертные платят жизнями. Нет, высоковата цена… Вот если бы флот Адальберта, к примеру, назначили сопровождать адмирала Ян на Феззан, если бы по дороге кто-нибудь атаковал, если бы он вынес её на руках из горящего корабля, тогда, возможно, она своей рукой отбросила бы в сторону меч, разделяющий их ложе. Но, по правде говоря, этот рыцарский роман отдавал изрядной долей ненаучной фантастики. Потому Адальберт просто устроил тотализатор – кто из адмиралтейства продвинется дальше всех, - и принимал ставки. Пока лидировал Лютц.
***
С тех пор, как рядом с кайзером Райнхардом появилась адмирал Ян, работы у военной полиции прибавилось. Но качественная работа оперативника на первый взгляд всегда незаметна - о ней начальство узнает из докладов. И имя Ульриха Кесслера, как обычно, не поминалось всуе.
Пятнадцать предотвращённых терактов и семь попыток покушения, не увенчавшихся успехов, за один календарный месяц, десяток подозрительных личностей, взятых под наблюдение за последние две недели, два разгромленных убежища последователей культа Земли… И это не считая дежурной работы.
Да, к сожалению, адмирал Ян пользуется популярностью не только у себя на родине. Впрочем, Ульрих не винил её в том, что и сам не спит из-за неё ночами, потому что кайзер требовал оперативных сводок о каждом происшествии, которое угрожало бы её безопасности.
Но всё-таки, кем надо быть, чтобы ненавидеть эту хрупкую женщину с трогательным взглядом и растерянной нежной улыбкой? Даже толстая папка с разведданными, на которой всё ещё значилась пометка «враг государства», копию содержимого которой любезно предоставила служба госбезопасности, не могла дать внятного объяснения, в чём её сила.
Теперь Ульрих узнал сам, что сила адмирала Ян в её бесконечном очаровании, умении чувствовать людей и становиться для них кем-то важным. И, кажется, он не стал исключением. От неразделённой любви лекарство было одно – работа.
***
Тепло ладони прогнало прочь холод металла. Огненно-рыжая прядь волос в медальоне не обжигала ладонь… Если бы только Кирхайс был жив! Он бы помог разобраться, что творится в голове этой непостижимой женщины. Кирхайс прекрасно понимал людей. Как минимум, своего друга. Причём куда лучше, чем Райнхард понимает сам себя.
Порой ему казалось, что эта женщина знает о его чувствах, но нарочно мучает, отыгрываясь за то, что он сделал с её родиной. Порой, наоборот, создавалось впечатление, что она в упор не замечает оказанных ей знаков внимания. В конце концов Райнхардом завладела страшная мысль – а может быть, ей всё равно? Отчего он резко почувствовал себя плохо, а когда жар прошёл, собрался с духом и вызвал в кабинет фройляйн Мариендорф.
- У меня к вам будет просьба, - начал он, с трудом подбирая слова. – Как к женщине…
На лице фройляйн застыло удивление.
- Выясните, чего не хватает адмиралу Ян.
- Простите, но… в какой сфере? – опешила фройляйн.
- Не знаю, - Райнхард вздохнул. – Может быть, ей у нас плохо, но статус дипломата побеждённой стороны мешает ей высказать это мне в лицо? А может быть, она устала от мужского общества, и ей хочется поговорить… о своём, о женском.
Фройляйн улыбнулась, и на миг в её глазах загорелись и потухли насмешливые искорки. Смешно ей… Если бы она только знала, чего стоило завоевателю галактики вообще завести этот разговор!
- Я попробую, - ответила она. – Но, смею заметить, адмирал Ян – необычная женщина…
- Как и вы! – перебил её Райнхард, давая понять, что хочет закончить тяжёлый разговор. – Я верю в вас, фройляйн, не подведите!
***
Просьба Хильдегарде фон Мариендорф была не столько странной, сколько неожиданной. После того, как однажды она сообщила о том, что её кузен, барон фон Кюммель, будет счастлив познакомиться с адмиралом Меклингером, единственным в своём роде военным, для которого, помимо искусства стратегии, существуют и другие его виды, а после эту встречу организовала, Эрнест проникся к ней симпатией и уважением – эта девушка была не из тех, кто станет отрывать от дел других людей по пустякам. А дел хватало – вот уже неделю Эрнест пытался вырваться на пленэр, но по тем или иным причинам это предприятие все время срывалось. День-другой не сыграл бы роли…
Кроме того, Хильдегарде собиралась нанести необычный визит - с нею должна была явиться адмирал Ян. Эрнест не был уверен, что та разбирается в искусстве, но с радостью угостил бы её чаем. Конечно, вкусы жителей Альянса порой кого угодно могли привести в ужас: говорили, что адмирал любит чай с бренди. У себя дома Эрнест такого не держал, но надеялся, что дорогие сорта чая и, в крайнем случае, марочное вино сойдут за компромиссный вариант.
В первые мгновения встречи адмирал Ян показалась немного грустной, но немного оживилась, заметив в интерьере гостиной ширму в ориентальном стиле. Эрнест пояснил, что это его недавнее приобретение: он не мог пройти мимо такой интересной вещи. Адмирал в свою очередь заметила, что традиционный мотив «Сорока в горах» навевает неоднозначные воспоминания, и пояснила, что её отец торговал антиквариатом. Эрнест, обрадованный тем, что выводы о компетентности адмирала Ян в области прекрасного оказались ошибочными, попытался ухватиться за эту нить, но разговор не сложился – собеседница опять загрустила и вновь оживилась, лишь услышав заветное слово «чай». Эрнест, как положено гостеприимному хозяину, поинтересовался, какой она предпочитает, и, услышав, что чёрный, предложил «Миндальную Фрейю» - один из тех сортов, что находил наиболее изысканными. Хильдегарде одобрила выбор. К чаю подали крошечные миндальные пирожные – зелёные, каждое в изящной коробочке, перевязанной ленточкой. Адмирал Ян разглядывала их с таким трогательным и робким любопытством, что Эрнест не выдержал и, развязав ленточки собственноручно, жестом пригласил дам вкусить угощение.
Адмирал Ян охотно поддерживала беседу, но не стремилась её вести и избегала какой-либо критики и конкретики. Её можно было понять – кому захочется откровенничать на чужой земле? Что ж, стоило отнестись к этому с уважением, тем более что подыскать ни к чему не обязывающие темы для беседы Эрнест мог без особого труда. Поймав благодарный взгляд Хильдегарде, он понял, что поступает верно. И словно в подтверждение тому, сама адмирал Ян, неожиданно вспомнив одну байку из истории, которая пришлась к слову, так увлеклась повествованием, что не заметила, как забралась в кресло с ногами. Освоилась. Очень хорошо.
Тем не менее было бы любопытно узнать о гостье побольше. Её внешность, пожалуй, была необычной даже для жительницы Альянса – по крайней мере, раньше Эрнесту не попадалось среди них такого типажа. Коротко стриженные тёмные волосы с синеватым отливом, как вороново крыло, трогательная чёлка, мелкие черты лица, необычный разрез необыкновенно больших глаз, очень глубокий взгляд, бледная кожа с явственным оливковым подтоном – розового в эту гамму добавлять нельзя ни в коем случае… Минуточку! А почему бы не совместить приятное с полезным – не написать её портрет?
Но стоило обмолвиться об этом, как адмирал Ян тут же приняла положение, положенное даме по этикету, едва не расплескав чай из чашки. Хильдегарде пояснила, что волноваться нечего - хозяин дома не пишет ни парадных портретов в стиле Рудольфа Гольденбаума, ни обнажённых женщин, стало быть…
- Мы подберём вам платье, - дружелюбно заверил гостью Эрнест. Что деморализовало её ещё сильнее.
Ещё никогда адмирал Эрнест Меклингер не был так близок к провалу, но положение спасла Хильдегарде:
- Обещаю, что не предложу вам ничего такого, чего никогда не надела бы сама.
И это сработало. Впрочем, как показали дальнейшие события, сдержать обещание полностью милая Хильдегарде не сумела…
Эрнест по-джентльменски взял на себя все расходы, подумав, что мелочиться не стоит, вызвал служебную машину и предложил отправиться в самый дорогой из известных ему бутиков. Но абсолютно все платья, цена которых могла испугать морально нестойкого обывателя, не только отражали последние тенденции моды Нойе Рейха, но и были скроены по соответствующим лекалам. Поэтому даже то, что приглянулось Хильдегарде, как выяснилось в процессе, обычно предпочитавшей индивидуальный пошив, сидело на адмирале Ян во много крат хуже, чем форма Альянса. Однако зоркий взгляд художника быстро заметил, в чём проблема, стоило дамам случайно встать рядом: при том, что они были практически одного роста, - адмирал Ян едва ли не выше на пару сантиметров, - все линии, и грудь, и талия, и бёдра, у неё были немного ниже, чем у Хильдегарде, обладательницы классических женских пропорций. Пришлось отказать вытачкам и остановиться на простом строгом платье прямого кроя из слегка эластичной ткани, найденном в пятом по счёту бутике, хотя адмирал Ян, устав от поисков уже в третьем, сникла и предлагала то заглянуть в магазин эконом-класса, то «взять хоть что-нибудь и поехать уже отсюда». Платье придавало особый экзотический шарм тонкой, чуть угловатой фигуре, а глубокий вырез подчёркивал очертания длинной, изящной шеи.
- Вот только никак не могу решить, какой цвет лучше - лиловый или оттенок крепкого чая... – озвучил свои мысли Эрнест, когда адмирал Ян второй раз вышла из примерочной. - Нет сомнения, что вам оба к лицу, но какой будет уместнее для раскрытия образа?
- Чая, конечно, - ответила она и поглядела с вопросом на Хильдегарде. Та решительно кивнула.
Двери дома адмирала Меклингера обычно были открыты гостям. А те, кто бывал там не первый раз, могли заглядывать и без приглашения. Тем не менее Эрнст фон Айзенах не так давно сообщил своему почти-тёзке, что заглянет на днях – изменить привычкам истинного дворянина было не так просто. Да и зачем?
В доме адмирала Меклингера можно было увидеть кого угодно: и артистов, и художников, и Двойную Звезду Рейха, и главу военной полиции… Но такую женщину, как та, что позировала ему, время от времени перебрасываясь короткими репликами с художником и присутствовавшей фройляйн Мариендорф, тихий адмирал видел в его доме впервые. Впрочем, узнал он её быстро. И молча поднял вверх большой палец руки – комплимент одновременно и художнику, и модели.
***
После того, как кайзер Райнхард увидел портрет кисти адмирала Меклингера и слёг в горячке на полторы недели, Пауль понял, что дальше тянуть нельзя. Не для того он в своё время пошёл против воли семьи, столетиями служившей династии Гольденбаумов, и разыграл эту сомнительную партию, чтобы всё пошло прахом из-за мальчишеской влюблённости! Он уже морально подготовился к разговору с адмиралом Ян, перебрав в уме множество зачинов, которые не унизят собеседницу, и остановился на трёх: «Разве вы не видите, что из-за вас наш кайзер совсем потерял рассудок? А он ему все ещё весьма необходим», «Вы, как более взрослый и рассудительный человек, должны понимать, что рано или поздно настаёт момент, когда корабль должен либо взлететь, либо освободить взлётную площадку», «Ведь и вам тоже не приносит радости нынешняя ситуация, так к чему мучить себя?»
В конце концов, каким бы ни оказалось решение, оно в любом случае было лучше неопределённости. Даже вопрос о наследнике при желании можно решить методами современной медицины или разрешением многожёнства, благо демографическая обстановка, сформированная войной, этому весьма способствовала.
Однако неожиданная весть с Терры заставила Пауля отложить разговор на неопределенный срок.
Флот адмирала Валена накрыл штаб-квартиру терраистов прямым попаданием, однако их глава сумел скрыться. Подобранные Валеном паломники с Феззана вели на Терре собственное независимое расследование, и среди них - волею судьбы, не иначе! - оказался сын адмирала Ян. Услышав, что на горизонте возникла новая угроза и по всей галактике сплетена невидимая сеть, кайзер резко почувствовал себя лучше и пожелал лично встретиться с Юлианом Минцем, когда того доставят в столицу – вместе с дискетой, на которую была скопирована терраистская база данных, содержавшая компромат на многих высокопоставленных лиц и в особенности на Трунихта.
Всё складывалось как нельзя лучше и обнадёживало настолько, что в голову Пауля пришла идея, как извлечь максимальную выгоду из сложившихся обстоятельств: он посоветовал кайзеру предложить адмиралу Ян сотрудничество в борьбе с терраизмом.
Райнхард, на тот момент успевший обрести как практически нормальный цвет лица, так и его обычное выражение, удовлетворённо кивнул и велел подготовить почву.
Предложение о сотрудничестве с бывшим врагом, разумеется, не привело адмирала Ян в восторг. Весь её поникший вид говорил, что она не хочет бороться с терраизмом - она хочет в отставку и чай, чай, чай. Тем не менее она согласилась выслушать его. Пауль ещё раз мысленно вознёс хвалу богам и всему сущему за то, что кайзеру хватило ума переложить этот разговор на более компетентного человека, и упомянул о том, что одной из наиболее значимых фигур, завербованных сектантами, был Иов Трунихт, бывший Президент Альянса Свободных Планет.
Лицо адмирала Ян стало задумчивым и напряжённым – видимо, она пыталась истолковать этот факт должным образом. А может быть, сложить воедино все кусочки мозаики и не сойти с ума от мысли, что над тем, кто дёргал за нити, стоял другой кукловод.
- Значит, вот кому была нужна война, - задумчиво произнесла она. Не для собеседника, просто проговорила мысли вслух. Но, заметив, что Пауль всё прекрасно слышит, добавила, видимо, памятуя об одном из прошлых разговоров: - И государственный строй здесь совершенно ни при чём.
- Но если люди не знали, кого выбирают, какой тогда смысл в выборах? – возразил Пауль.
- Рубинского никто не выбирал, но и на него здесь более чем достаточно компромата, - парировала адмирал Ян. И, вздохнув, добавила: – Я буду сотрудничать с вами, хотя бы для того, чтобы смыть это позорное пятно со своей родины.
«И может быть, тогда до вас, имперцев, наконец дойдёт, чему учит человека право свободного волеизъявления», - мысленно закончил её фразу Пауль.
Впрочем, согласиться с этим невысказанным утверждением было сложно даже после нескольких недель совместной работы. В том, что касалось людей, адмирал Ян была идеалисткой и судила по себе, своим соратникам и противникам - словом, по людям, которые привыкли брать и делать, а не ждать милости от судьбы, природы и политиков. Из чего Пауль сделал вывод, что при первом же удобном случае следует познакомить её с теорией пассионарности, которую, скорее всего, благополучно забыли в демократическом государстве, созданном беглыми каторжниками, где в военных академиях закрывают факультеты военной истории...
Но в том, что касалось дел, Пауль порой ощущал едва ли не родственную душу, способную принимать ответственные решения и самоорганизовываться - невзирая даже на доклады Фернера, который несколько раз замечал, что адмирал Ян не прочь подремать на рабочем месте. Чего стоили пойманные на «жучок» устные приказы для своих, переданные через Юлиана Минца, и особенно фраза: «Потом довоюем – сперва надо выжечь эту заразу». Адмирал Ян была не из тех, кто держит людей одной лишь личной верностью – ей было достаточно сколотить самостоятельную команду из самостоятельных людей, которым нужны не приказы, а указания. Пауль даже не удивился бы, узнав, что она сознательно позволила прослушать разговор, хотя и не поручился бы за это наверняка. Однако если дело обстояло именно так, то это лишний раз говорило о незаурядном интеллекте адмирала Ян: пытаться обмануть Пауля фон Оберштайна мог либо идиот, либо самоубийца.
Дела в галактике налаживались. В тандеме со службой безопасности военная полиция стала работать эффективнее, и после разгрома филиала ордена на Одине адмирал Кесслер заметно посвежел, так как у него появилось больше времени на сон. Да и кайзер чувствовал себя заметно лучше после каждого доклада о ходе расследования. Поначалу, правда, он не хотел, чтобы адмирал Ян видела его слабым, больным и лежащим в постели, но после смирился и даже без раздражения относился к её привычке усаживаться в позу лотоса на ближайший стол, когда доклад перерастал в обсуждение.
Но в какой-то момент (Пауль не отследил, в какой именно), что-то пошло не так.
- Теперь на смену методам Макиавелли пришли методы инквизиции? – спросила его адмирал Ян со смесью горечи и разочарования в голосе, узнав, что один из задержанных сектантов умер во время допроса.
- Прочтите медзаключение. Причина смерти - реакция сыворотки правды на самодельный антидот. Ответственность лежит на том, кто ввёл ему такое противоядие, - холодно ответил Пауль. Не помогло. Она глядела с укором, готовым вот-вот сорваться с губ. Он знал, что она ненавидит лишь тех, кто разжигает войну. А она знала, что по итогам ознакомления с материалами пресловутой дискеты он отдал приказ о физическом уничтожении всех сектантов выше третьей степени посвящения, после которой искажения в человеческом сознании становятся необратимы. Так…
- …почему и вы поминаете Макиавелли, как все прочие? Сколько ж можно? Почему, к примеру, не Александра Зиновьева - он хотя бы писал свои труды в первую эпоху биполярного мира!
- Простите, - адмирал Ян опустила голову, – я не хотела вас задеть. Но и молчать не могла.
- И я прошу прощения, - ответил Пауль, к которому почти вернулась прежняя невозмутимость. – Просто меня поражает, что среди всего того объема книг, которые я прочел за свою жизнь, мне с поразительным упорством тычут в нос именно Макиавелли.
- Так ничего удивительного: вы стоите за спиной величайшего завоевателя и единоличного властелина галактики.
- Других кандидатур, которые помогли бы мне прекратить войну и провести столь масштабные преобразования в моей стране, не было. Я ждал своего часа тридцать пять лет.
- Принимается. Но теперь вашими трудами народ потерял возможность влиять на государственную машину.
- Поверьте, сейчас народу не до того. Люди приходят в себя после затяжной войны. Им нужны не формальные свободы пустословия и самовыражения, а реальная возможность жить, трудиться и растить детей.
- А что потом? Разве вы не думали об этом?
- А разве ваши люди на Изерлоне сидят без дела? – вопросом на вопрос ответил Пауль, с наслаждением наблюдая, как адмирал Ян меняется в лице. Интересно, что её так удивило: то, как он нечаянно попал в точку - или то, что он совсем не против, чтобы в огромной империи проросло зерно народовластия?
Начиная со следующего дня подобные откровенные разговоры начали случаться с подозрительной регулярностью – как в рабочее, так и в нерабочее время. Вернее, нерабочее и рабочее время смешались настолько, что даже на пару с Фернером стало невозможно навести порядок. Заместитель, сперва скромно слушавший тех, кто старше и умнее, не упускал возможности вставить и своё веское слово, когда ему было что сказать. Пауль не пресекал его инициативы, зная, что тот умеет держать язык за зубами там, где надо. Кроме того, Фернер обеспечивал бесперебойные поставки чая, кофе и обедов за дискуссионный стол, и уже за одно это стоило пойти ему навстречу. И однажды, обратив внимание, как под одну из таких бесед они втроём с легкостью приговорили столько провизии, сколько в одиночку не выходило ранее осилить за неделю, Пауль удивился тому, какими незаметными и естественными рядом с адмиралом Ян становятся мелочи, ранее раздражавшие или причинявшие неудобства. Неужели с этим человеком ему лучше, чем без него? Нет, скорее так: без этого человека хуже, чем с ним. А после стало совсем не по себе. И совершенно некстати вспомнилась её полуулыбка с портрета Меклингера.
Свет померк. Пауль всё понял…
…но промолчал. Потому что спустя четыре дня служба безопасности и военная полиция должны были брать на живца последнюю группу сектантских боевиков во главе с их, с позволения сказать, епископом Де Вилье.
Операция завершилась удачно, не считая окон, разбитых людьми Кесслера и взрывной волной. Впрочем, это были такие мелочи – никто из терраистов так и не дошёл до заветной цели, которой Пауль фон Оберштайн назначил лично себя вместо недужного кайзера. Ибо взвалить такую ответственную роль на кого-то другого ему не позволяла внезапно проснувшаяся совесть - маленькая, чернёнькая.
Что до Де Вилье, то его прикончила своей рукой адмирал Ян, увидев, как осыпалось стеклом окно монаршего кабинета, и испугавшись до холодного пота. С первого выстрела – уроки Лютца не прошли даром. А после было объяснение, как в классическом боевике, почти на руинах. Она не плакала и даже не пыталась броситься на шею Паулю - невредимому, если не считать пары порезов. Просто смущённо опустила глаза, стянула с головы берет и пробормотала:
- Я хотела... я давно хотела вам сказать, что новая форма большинству офицеров идет меньше старой - но только не вам. Вы в этом плаще такой... такой...
Пауль сам догадывался, какой, но не стал торопить события.
***
Нейхард прекрасно знал, что за глаза его называют "рейхс-радио". Но относился к этому философски: чем больше говорят, тем больше ты информирован. Тем более что он прекрасно знал, чего кому говорить не следует.
Он бы никогда не рассказал кайзеру о том, что видел Оберштайна и адмирала Ян, праздновавших победу над терраизмом в уютном кафе, если бы тот не попросил ненавязчиво выяснить, какое место занимает в сердце своего возлюбленного бывшего врага. Вот тогда и пришлось объяснять свой отказ, в деталях описав светло-серый костюм военного министра, его спутницу в белой шёлковой рубашке и синих феззанских брюках клёш, а также меню и примерное содержание беседы. Откровенно говоря, понял Нейхард мало, несмотря на то, что разговор шёл на языке Рейха. Но одним из немногого, что он уловил, было - "человек с личной энергетикой N+21 обычно сам находит способ пустить в расход свою жизнь, и ни друзьям, ни врагам для этого ничего делать не надо". Кайзер Райнхард намёка не понял, пришлось сообщить прямым текстом, что речь шла о нём самом и его болезни. Кайзер Райнхард уставился на Нейхарда осоловелым взглядом, а затем хмуро произнёс: «Не дождутся. Все вы не дождётесь!» И резко пошёл на поправку. Встал – и пошёл.
Случившемуся поражались все - выздоровлению кайзера не было никакого внятного объяснения, даже медики полагали это не иначе как чудом. Спустя полгода своё чудесное исцеление он отметил пышной свадьбой с фройляйн фон Мариендорф. А уже годовщину свадьбы – рождением наследника, принца Александра Зигфрида.
И только адмирал Фаренгейт в первые дни после исцеления монарха, нежно поглаживая капот новенькой гоночной "Гамма-Тиффани", купленной на деньги с сорванного банка (ибо, разумеется, поставить на Оберштайна не догадался никто), с ухмылкой приговаривал: "Сорок йотунов внутривенно кого угодно на ноги поднимут!"
Сорок йотунов внутривенно
Сидя в своём кабинете, в полном одиночестве и тишине, Жоан Лебелло морщил лоб и подливал в стакан виски. Если ему не изменяет память, она любила вкус виски… или бренди? Впрочем, какая теперь разница!
Ещё никогда Жоан не чувствовал такой горечи и обиды, теряя женщину. Ещё ни одна прекрасная дама не причиняла его самооценке столь непоправимого ущерба. Да что самооценка - под угрозой оказалась вся демократия Альянса Свободных Планет! А всё почему? Потому что адмирал Ян, которая столько лет была символом борьбы за права и свободы, новой Жанной д’Арк, Эль-Фасильской Девой, оказалась в руках врага. И теперь под угрозой оказалось вообще всё.
После шестого стакана Жоан, закрыв глаза, уже видел групповой портрет семьи Лоэнграммов: кайзера Райнхарда, его кайзерин и целый выводок их отпрысков. Закономерно темноволосых.
Это будет крах всех устоев. Эль-Фасильская Дева не выстоит против самого завидного жениха Галактики. Шах и мат! Трунихт выскользнул бы из такой ситуации – ему не впервой выкручиваться... и он не дева. А что делать ему самому, несчастному и покинутому, Лебелло не знал. Опорожнив бутыль из горла, Жоан вздохнул, подпёр рукой подбородок, уже успевший стать колючим за время запоя, и с тоской уставился на фотографию, с которой рассеянно и нежно улыбалась Она…
читать дальше
Ещё никогда Жоан не чувствовал такой горечи и обиды, теряя женщину. Ещё ни одна прекрасная дама не причиняла его самооценке столь непоправимого ущерба. Да что самооценка - под угрозой оказалась вся демократия Альянса Свободных Планет! А всё почему? Потому что адмирал Ян, которая столько лет была символом борьбы за права и свободы, новой Жанной д’Арк, Эль-Фасильской Девой, оказалась в руках врага. И теперь под угрозой оказалось вообще всё.
После шестого стакана Жоан, закрыв глаза, уже видел групповой портрет семьи Лоэнграммов: кайзера Райнхарда, его кайзерин и целый выводок их отпрысков. Закономерно темноволосых.
Это будет крах всех устоев. Эль-Фасильская Дева не выстоит против самого завидного жениха Галактики. Шах и мат! Трунихт выскользнул бы из такой ситуации – ему не впервой выкручиваться... и он не дева. А что делать ему самому, несчастному и покинутому, Лебелло не знал. Опорожнив бутыль из горла, Жоан вздохнул, подпёр рукой подбородок, уже успевший стать колючим за время запоя, и с тоской уставился на фотографию, с которой рассеянно и нежно улыбалась Она…
читать дальше